Он ревновал ее к дождю И укрывал джинсовой курткой Ее июневые кудри А зонтик прижимал к локтю День дожидался темноты Жизнь начиналась с середины И закрывали магазины Свои разнузданные рты Ветра стояли на своем Шатая цепь священнодейства И пошлое Адмиралтейство Сдавало ангелов в наем Но вместо звёзд их берегли Два добрых духа - Джин и Тоник И мир, казалось, в них утонет Едва дотронувшись земли А мне казалось А мне казалось Что белая зависть - не грех Что черная зависть - не дым И мне не писалось Мне не писалось Мне в эту ночь не писалось Я привыкал быть великим немым Он ревновал ее к богам И прятал под мостом от неба А голуби просили хлеба И разбивались за стакан И плоть несло, и дух опять Штормил в девятибальном танце От невозможности остаться До невозможности унять И вечер длинных папирос Линял муниципальным цветом И сфинксов он пугал ответом На каждый каверзный вопрос И, видно, не забавы для По венам кровь против теченья Миг тормозов, развал-схожденье И снова - твердая земля А мне казалось А мне все казалось Что белая зависть - не блеф Что черная зависть - не дым И мне не писалось Мне опять не писалось Не пелось и не писалось Я привыкал быть великим немым И отступил девятый вал И растворил свой сахар в дымке К стихам, к Довлатову, к Ордынке Он вдохновенно ревновал Но вместо рифм бежали вслед Два юных сфинкса Джин и Тоник И воздух был упрям и тонок Впитав рассеянный рассвет